Неточные совпадения
«Поярков», — признал Клим, входя в свою улицу. Она встретила его шумом работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел тише, пропуская в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто
из них может
строить баррикаду? Из-за угла
вышел студент, племянник акушерки, которая раньше жила в доме Варвары, а теперь — рядом с ним.
Не успело воображение воспринять этот рисунок, а он уже тает и распадается, и на место его тихо воздвигся откуда-то корабль и повис на воздушной почве;
из огромной колесницы уже сложился стан исполинской женщины; плеча еще целы, а бока уже отпали, и
вышла голова верблюда; на нее напирает и поглощает все собою ряд солдат, несущихся целым
строем.
«Что же это такое?» говорил себе Нехлюдов,
выходя из камер, как сквозь
строй прогоняемый сотней глаз выглядывавших
из дверей и встречавшихся арестантов.
На поляне, ближайшей к морю, поселился старовер Долганов, занимающийся эксплуатацией туземцев, живущих на соседних с ним реках. Мне не хотелось останавливаться у человека, который
строил свое благополучие за счет бедняков; поэтому мы прошли прямо к морю и около устья реки нашли Хей-ба-тоу с лодкой. Он прибыл к Кумуху в тот же день, как
вышел из Кусуна, и ждал нас здесь около недели.
Трофимов. Придумай что-нибудь поновее. Это старо и плоско. (Ищет калоши.) Знаешь, мы, пожалуй, не увидимся больше, так вот позволь мне дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками! Отвыкни от этой привычки — размахивать. И тоже вот
строить дачи, рассчитывать, что
из дачников со временем
выйдут отдельные хозяева, рассчитывать так — это тоже значит размахивать… Как-никак, все-таки я тебя люблю. У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа…
— Скупой! Не люблю, — отвечал старик. — Издохнет, всё останется. Для кого копит? Два дома
построил. Сад другой у брата оттягал. Ведь тоже и по бумажным делам какая собака!
Из других станиц приезжают к нему бумаги писать. Как напишет, так как раз и
выйдет. В самый раз сделает. Да кому копить-то? Всего один мальчишка да девка; замуж отдаст, никого не будет.
И вот завтра его порют. Утром мы собрались во второй батальон на конфирмацию. Солдаты выстроены в каре, — оставлено только место для прохода. Посередине две кучи длинных березовых розог, перевязанных пучками. Придут офицеры, взглянут на розги и
выйдут из казармы на крыльцо. Пришел и Шептун. Сутуловатый, приземистый, исподлобья взглянул он своими неподвижными рыбьими глазами на
строй, подошел к розгам, взял пучок, свистнул им два раза в воздухе и, бережно положив, прошел в фельдфебельскую канцелярию.
Я
вышел из рядов. В сторонке от шоссе идти было немного легче: не было такой пыли и толкотни. Сторонкой шли многие: в этот несчастный день никто не заботился о сохранении правильного
строя. Понемногу я отстал от своей роты и очутился в хвосте колонны.
Что же далее? Насмотрелся он всего по походам в России: ему не понравился дом, где батенька жили и померли. Давай
строить новый, да какой? В два этажа, с ужасно великими окнами, с огромными дверями. И где же? Совсем не на том месте, где был наш двор, а
вышел из деревни и говорит: тут вид лучше. Тьфу ты, пропасть! Да разве мы для видов должны жить? Было бы тепло да уютно, а на виды я могу любоваться в картинах. На все его затеи я молчал, — не мое дело, — но видел, что и великие умы могут впадать в слабость!
Единственной отрадой выбывших
из строя отставных людей были их ежедневные встречи во время предобеденного генеральского гулянья, когда они могли поделиться и своими воспоминаниями, и надеждами, и горестями. Эти встречи отравляла только мысль о том, кто первый не
выйдет на такую прогулку…
— Не довольно ли на сегодняшний раз, Николай Николаевич? — сказал землемер. — Мне, по правде говоря, надоела уже эта антимония. Что-то вы такое
из себя хотите изобразить, но толку у вас ничего не
выходит. Какого-то донжуана
из себя
строите! И к чему весь этот разговор, не понимаю я.
— Избу
строить нужно, а лесу нету. Последнее дело! Сел щи хлебать, а щей нету. Хе-хе. Досочек, тесу… Тут Семка дерзостей наговорил… Вы уж не серчайте, барыня. Дурак дураком. Дурь еще
из головы не
вышла. Не чувствует. Народ такой. Так прикажете, барыня, за лесом приезжать?
Иногда среди урока он начинал мечтать, надеяться,
строить планы, сочинял мысленно любовное объяснение, вспоминал, что француженки легкомысленны и податливы, но достаточно ему было взглянуть на лицо учительницы, чтобы мысли его мгновенно потухли, как потухает свеча, когда на даче во время ветра выносишь ее на террасу. Раз, он, опьянев, забывшись, как в бреду, не выдержал и, загораживая ей дорогу, когда она
выходила после урока
из кабинета в переднюю, задыхаясь и заикаясь, стал объясняться в любви...
— И вы поверили клевете? — говорит Апломбов, вставая из-за стола и нервно теребя свои щетинистые волосы. — Покорнейше вас благодарю! Мерси за такое мнение! А вы, господин Блинчиков, — обращается он к телеграфисту, — вы хоть и знакомый мне, но я не позволю вам такие безобразия
строить в чужом доме! Позвольте вам
выйти вон!
Я уже несколько дней назад вывесил на дверях объявление о бесплатном приеме больных; до сих пор, однако, у меня был только один старик эмфизсматик да две женщины приносили своих грудных детей с летним поносом. Но все в Чемеровке уже знают меня в лицо и знают, что я доктор. Когда я иду по улице, зареченцы провожают меня угрюмыми, сумрачными взглядами. Мне теперь каждый раз стоит борьбы
выйти из дому; как сквозь
строй, идешь под этими взглядами, не поднимая глаз.
— Ведь вы были наказаны! Как же вы осмелились
выйти из комнаты? —
строим голосом произнесла, обращаясь к девочке, Марья Васильевна.
— Афанасий! Да ведь это же совсем еще не большевизм. Это социализм, за это и мы. Ведь вы в прошлом году сами были комиссаром, вы видели, как людей грабили, резали, как издевались над ними. Разве кто думал о справедливом
строе? Каждый тащил себе. Что
из этого может
выйти?
Но постоянно
выходило как-то так: смирные, ненавязчивые выписывались обратно в
строй, люди же с апломбом и со связями эвакуировались. Между прочим, был эвакуирован в Харбин к своему приятелю
из эвакуационной комиссии также и наглый московский собственник.
— Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. — Я
строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что́ справедливо, что́ добро — предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, — прибавил он, — ну давай. — Они
вышли из-за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
— Пойдем, пойдем, — поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь
строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он
вышел из комнаты.
Полюбуйтесь, как
строят немцы здание своей государственной жизни, какая у них мудрая способность самоограничения: зная, что
из предмета, имеющего неправильную форму, стены
выйдут плохими и непрочными, каждый немец добровольно придает себе форму как бы кирпича, стирает углы и выпуклости, мешающие кладке.